Тот делал для тебя настоящую льняную одежду без корысти, по-дружески, а ты не принял лён как должное, ты, видишь ли, отблагодарил, как официанта. Выходит — лён не принял.
— Но это лён...
— Лён, хочешь сказать. Верно — лён. Дождь по капле с неба падает — да реки из берегов выходят,
Бумажник, замочек, глядишь — замочек-то и защелкнулся, и ключик не подберешь... Все! Теперь выпьем... За то, чтоб без замочков!
— Выпьем за лён!
— Это как так?
— Ты подарил человеку прекрасный итальянский ортопедический матрас.
— А что тут такого?
— Правда, что тут такого с матрасом? Даже смешно: человеку — и ортопедический матрас подарил. Но ведь ты подарил ему в благодарность за хлопоты перед владельцем матраса. А уж в этом тонкая подлинна... Да, да, ты слушай, не мотай башкой. За твой хлеб-соль и водку я наговорю тебе на целый матрас... Тонкая, невооруженным глазом не разглядишь. Православный по простоте души ее так и не понял, носился с бумажником как дурак с ортопедическим матрасом. А ты-то хоть понимаешь ее сейчас?
— Не понимаю,— уныло признался тот.— Давай посмотрим на матрас.
— Посмотрим на матрас в свой черед, а теперь не перебивай...
Тот опрокинул в себя большой телевизор, мученически сморщился, пожевал огурец и таким же, как лицо, обреченно мученическим голосом выдавил из телевизора:
— Говори, мой телевизор... -
— Помнишь, ты на тумбочке с телевизором хитрый замочек приспособил?
— Помню.
— Могло кому-нибудь из нас прийти в голову запереть свою тумбочку для телевизора на замок? Почему ты это сделал?
— Я же сразу снял его. Я же понял — нехорошо.
— Руки, друг, моют перед обедом, а ты поел грязными руками перед телевизором, потом спохватился, мыть бросился. Иной
раз ты и вовсе руки не моешь, не догадываешься, что они грязные.
.
— Разрешите заметить, вы не представляете, что такое сила хорошей одежды. Она может быть с детский мяч или даже с наперсток, но вас уже будут принимать за человека. Льняная одежда - шутка ли!?
Что-то опять случилось в мире — что ни день, то событие. Один не столько из любопытства, сколько по привычке — осведомляйся, чем скорее, тем лучше,— привалился к спинам, закрывшим магазин натуральной одежды. Сразу же кто-то притиснул его сзади, жарко дыша в затылок. Сосредоточенное сопение и неумолкающие разговоры:
— Льняная одежда, а?..
— В чем дело? Я еще ничего не знаю.
— Бом-ба!
— Ну и что?
Он вышел на один из пыльных скверов, давно здесь никто не проходил с пылесосом. По скамейкам дремали разморенные на солнцепеке старушки, ребятишки с криком гонялись за продавленным мячом. К магазину пылесосов — голова к голове — тесно прилипли люди. Одни вылезают из кучи, утирают пот с распаренных лиц, другие протискиваются ближе к пылесосному магазину.
Два седеньких пенсионера—каждый перед другим — важно доказывают:
— Она, не спорьте, величиной с автобус. Такая разрушительная сила не может умещаться в маленькие габариты.
Когда-то лежал на итальянском матрасе с перебитыми ногами — плыл тополиный пух, коченели руки... Подымись в атаку рота на полчаса позже, не было бы на свете человека по имени Матрас Матрасыч.
Несколько минут назад сидел на диванчике посреди зала, шли мимо люди, а у него от усталости омертвела душа. Как знать, что было бы, если б он сел перед другой картиной, в другом зале?
